Полжизни - пунктиром... (со "зверским" уклоном)

              Я родилась давно, об этом даже думать противно, хотя и секрета из этого делать нет никакого смысла. "Мои года – моё богатство"???
            Детство начиналось лучезарно и безоблачно... Папа, мама, старший брат... Но об этом я знаю только по родительским рассказам и немногочисленным довоенным фотографиям. Мне был год и семь месяцев, когда началась война...
             … Мы вернулись из эвакуации из Горького в Москву весной 1943 года. Наш барак на Шмидтовском проезде был разрушен,  нас поселили в коммунальной квартире на Мазутном проезде. И почти сразу же в нашем доме появился котенок. Я не знаю, где его взяла мама – домашних животных тогда в Москве практически не было. Скорее всего, подобрала на улице.
          Многочисленные соседи по коммуналке сразу же маму осудили: "Детям жрать нечего, а она еще котенка взяла!" На что мама им ответила: "Пусть мои дети съедят на один кусок меньше, но пусть научатся заботиться о других". Знали бы соседи, что котенок был еще и "лишаястым", как называла это мама. Нас бы просто выкинули из дома. Но мама где-то раздобыла зеленку, что в то время было равносильно подвигу, кот был вылечен, и никто из нас не заболел.
              Это был самый обычный серо-белый кот, которого назвали, конечно же, Васька. Это был мой кот, я с ним не расставалась. И я его дрессировала. В конце концов, он выучил столько команд и уморительных трюков! Не знали мы с ним оба, что кошки не дрессируются!!!! Это было мое детское счастье. (Ведь шел 43-й год, до Москвы еще долетали дальние немецкие бомбардировщики. Взрослые часто обсуждали, что с нами будет, если бомба попадет в огромный бензосклад, расположенный через дорогу от наших домов. Вопрос – риторический.).
            Видимо, именно тогда зародилась у меня непреходящая любовь к животным, сделавшая меня в конце концов биологом. Васька прожил с нами три года. Он никогда не выходил на улицу – первая же моя попытка вынести его погулять закончилась для меня плачевно, я была исцарапана с ног до головы. Он не хотел выходить даже в коридор… Он был кот домашний в высшем смысле этого слова!
               Осенью 1945 года отца направили на три года в Монголию, а тогда посылали только с семьей, но, увы, без животных . В наших двух комнатушках (площадь была ведомственная) на время нашего отсутствия поселился один из папиных сослуживцев, клятвенно пообещавший обихаживать Ваську до нашего возвращения.
             В Монголии к нам прибился ничейный "дворянин" (видно, отстал от каравана). Его хотели убить, потому что он давил кур, которые бродили свободно, и в сарайки их созывали только на ночь.. Я закрыла его своим телом (было мне тогда всего 7 лет), и, рыдая, просила дать мне неделю срока, и если он задавит еще хоть одну курицу – тогда пусть будет по-ихнему. За эту неделю я научила его "ходить" мимо кур… только на задних лапах (!!!). Это надо было видеть! Ведь он оставался дворовым, бегал, где хотел. Так вот, бежит Дружок, встречает копошащуюся в пыли курицу, встает на задние лапы, прыгает мимо нее, опускается на все четыре и гордо следует дальше. Надо ли говорить, что стал он всеобщим любимцем, и ни одной курицы больше не тронул. При этом ему было все равно, видит ли его кто-нибудь или нет.
            Для меня и по сей день остается неразрешимый загадкой, как и почему он научился этому у маленькой девочки за семь дней и на всю жизнь? Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Ведь все мы знаем про инстинкты, постоянное подкрепление и т.д., и т.п., и пр. За всю последующую жизнь мне больше не довелось добиться столь потрясающего результата в дрессуре.
              А люди, возвращавшиеся из Монголии после нас, рассказывали, что Дружок жив, и все таким же способом расходится с курами.
             Мы вернулись через полтора года – мама там чуть не умерла, "не климат", и в виде исключения отцу разрешили вернуться в Москву досрочно. Мы не обнаружили в своих комнатках ни сослуживца, ни библиотеки, ни мало-мальски стоящих вещей… Что уж говорить о Ваське? Думаю, что Лакшин (я запомнила эту фамилию сразу и на всю жизнь) выкинул Ваську в день нашего отъезда, а шансов выжить на улице у того не было никаких.
            Для меня это был удар на грани нервного срыва. И следующий котенок появился буквально через несколько дней, хотя еще не был устроен наш быт. 
             Но – собака… Это была мечта всей моей жизни, которой тогда не суждено было сбыться. На весь наш метростроевский поселок была одна-единственная собака – немецкая овчарка, вывезенная ее хозяином из Германии. Она была красавица, великолепно выдрессированная. Хозяин каждый день ездил на велосипеде, чтобы она была в форме. Нам, детям, разрешалось гладить ее, и мы были счастливы.
            На собаку мама не соглашалась - у нее было слабое здоровье, она не могла даже работать. Все ее силы уходили на нас. А собака "для детей" - это всё равно забота для родителей. Папу мы почти не видели - он уходил и приходил, когда мы спали. Маме было физически не потянуть нас всех. Да и прокормить собаку в то время было трудно. И она сумела объяснить мне все это так, что мечта осталась, а обиды - не было. Зато кошки, точнее - коты, в нашем доме были всегда. К сожалению, он не были столь домашними, как Васька, гуляли на улице и часто пропадали... Их никогда не лишали достоинства. Это тогда не практиковалось. Да и потом я никогда этого не делала по убеждению.
              Дальше были школа, Кружок юных биологов Московского Зоопарка, экспедиции в Воронежский заповедник, верховая езда, провал в 1957 году при поступлении на биофак, два года работы в Зоопарке в качестве служителя, поступление на биофак в 1959 году.
            Первая почти своя собака, овчарка Баграт, возникла в моей жизни в том же,1959, году. Это была собака Вадима, двоюродного брата моего будущего мужа Бориса. Но занимался им в основном Борис. Они жили на Нижней Масловке в большом деревянном доме, бывшей мастерской Врубеля, с палисадником, водой в колонке на улице и удобствами во дворе. Позже к ним присоединилась и я. В палисаднике было море сирени, цветов, беседка и будка, в которой обитал Баграт.
            Эта собака была известна "всей Москве", ее неоднократно пытались перекупить, а получив отказ – украсть. На ночь его сажали, нет, не на цепь, а на тонкую веревочку, чтобы крадущий мог ее легко перерезать. Баграт охранял дом, но не охранял себя. Он молча позволял себя увести, чтобы не тревожить любимых хозяев, чем усыплял бдительность крадущего, а уже на улице легко освобождался от "опеки" (обычно добродушный, в "гневе" он был воистину страшен...) и, перемахнув через невысокий заборчик, водворялся на свое законное место. Надо отдать должное "ворам" – это были люди, любящие собак, и ни одному из них не пришло в голову причинить Баграту или нам какой-нибудь вред. А через некоторое время эти попытки прекратились. Баграта зауважали еще больше, а некоторые "воры" даже приходили к нам в гости, чтобы только посмотреть, как он работает, и "каялись в своем окаянстве".
            Вот только одна иллюстрация – мы с Борей и Багратом гуляем по нижне-масловскому скверу. Боря мне предлагает дать какую-нибудь команду. "Баграт, ко мне!" – ноль эмоций. Абсолютно будничным тоном Боря говорит, показывая на меня: "Баграт, исполнять!" И все – он выполняет любые мои команды, поданные хоть голосом, хоть жестами. "Баграт, нет!" Нет и нет – опять нет меня для Баграта, так, часть пейзажа… Я не обижалась, я восхищалась этой собакой. Понятно, почему за ним "охотились". Но, ведь, не стал бы он выполнять ИХ команды…
            Вадиму дали квартиру, и мы остались без собаки…
            Наш дом на Масловке пошел под снос, мы получили квартиру в "хрущёбе", как это принято теперь с презрением называть, в районе метро Проспект Вернадского, которого ещё и в помине не было,  а тогда, после удобств во дворе и воды в колонке при пятимесячном ребёнке... Правда,  теперь это престижный район, а тогда была глухомань в развалах глиняных гор...
           Свекровь, с которой мы вместе жили, была категорически против собаки. И вовсе не потому, что не любила животных. Просто, как она объясняла нам, в таком возрасте гораздо труднее терять любое близкое тебе живое существо. Как я теперь ее понимаю…
             И, тем не менее, в нашей жизни промелькнул и исчез веселый жесткошерстный фоксик Том, Томчик, как мы его называли... История грустная и поучительная.  
              Дальше – годы учебы на биофаке в Университете, работа в стройотрядах на Белом море, рождение сына, его болезни, академические отпуска… И,  наконец-то, выпуск! Я – дипломированный морской биолог, и мы едем в Дальние Зеленцы, в Мурманский морской биологический институт. Это он только по названию Мурманский, а до него ходу на рейсовом теплоходе - целые сутки! И расположен он на самом берегу моря, дальше до самой Канады - Северный ледовитый океан. Мы молоды, сыну четыре с половиной года. Ну и что, что пароход ходит из Мурманска четыре раза в месяц, если шторм не помешает (а штормовых дней там  184 в году), что там полярная ночь, а в комнате зимой вода в ведре на полу иногда коркой льда покрывается – нам море (Баренцево) по колено!!!!
              Шестого декабря 1966 года мы высадились на этой "земле обетованной", где я провела следующие 16,5 лет.

              Ну, вот! Ну, теперь можно! Я ждала

Вид на Мурманский торговый порт с борта пассажирского теплохода в солнечный февральский день. Гольфстрим еще никто не отменял... Это не тучи, а пар. Снимок, если кто не понял - цветной!

этого 20 лет!!! Кого же взять? Долго обсуждаем с Борей. Норных нельзя – там прибрежная скалистая тундра, лисы забиваются в расщелины, собака наверняка быстро погибнет. (Спустя несколько лет так и произошло сначала с фоксом, а потом – с ягдом, хотя мы настоятельно советовали владельцам в тундру собак не брать, а еще лучше – отправить на Большую Землю). Выбор невелик – либо лайка, либо русский охотничий спаниель. Останавливаемся на спаниеле, как на более разносторонней собаке. К тому же там много уток, кто же их из холодных озер будет доставать?               
            Весной 1967 года, приехав в Москву в командировку, первым делом бегу на ул. Строителей смотреть, есть ли щенки. Их никогда не было слишком много, и все они расходились и сейчас расходятся в основном по охотникам. Не стали, слава Богу, модной комнатной собачкой. Хотя те немногие, кто заводит их "для души", души в них не чают. С грустью узнаю, что остался один-единственный коричнево-пегий щенок, 12-й в помете (!!!), а других нет и в обозримом будущем не предвидится. А Боря наказал мне "без собаки не возвращаться". Еду смотреть. Зрелище не для слабонервных – "ребенку" месяц и неделя, а он на лапах не стоит, а брюхо, а бульдожина.… Ну, вот тебе и воплощение мечты... Мысленно говорю себе – пусть лучше Боря меня убьет, лучше до следующего раза подождем. Из внутреннего монолога меня возвращает к жизни голос, прости, Господи, "заводчика": "Ну, берешь, или нет? Та.та.та.та.т..а они мне, не берешь –я его та.та.та на та.та утоплю или пришибу на та.та.та.". Ну, и т.д., тирада была длинная, бо заводчик был не совсем тверезый. "Господи, ну беру, конечно же…" Думаете, даром отдал? Как же – за 30 рублей (мой оклад ст. лаб. с высшим образованием в академическом институте был 98 руб, а после вычетов на руки и 90 не выходило).
              Приехали мы домой, я у мамы остановилась, мама аж руками всплеснула: "Ой, Господи, ну до чего ребенка довели!" Нет, он не скулил, не плакал, не тосковал по дому и маме - он тихо лежал на своей подстилке, и смотрел на мир потусторонними глазками. Вот пишу это – и слезы сами капают, хотя много с той поры воды утекло... Назвали его Руби, не в честь Руби, убившего тогда Освальда, якобы стрелявшего в Кеннеди, а по коричнево-пегой масти. Несколько раз за ночь я вскакивала, чтобы проверить, жив ли, дышит ли? Так или иначе, но вытащили мы его с того света. И через неделю он уже мог преодолеть без остановки метра три, если, конечно, на бок не заваливался…
           Командировка подошла к концу. Через трое суток (поезд, пароход) – мы дома. Все в восторге. Справились и с рахитом. Пес выровнялся, стал красавцем. Бульдожина, конечно, осталась. Но ему она не мешала, а нам – и подавно.
            Руби прелесть, он мудр не по возрасту, он ничего не рвет, он исполняет все, что ему говорят. В тундре в семь месяцев он сразу идет челноком, его не надо ничему учить, он работает, как взрослый хорошо обученный пес. На зависть многочисленным поселковым охотникам мы добычливы (осенью куропатки сидят крепко – наступишь не взлетит), все подстреленные утки достаются с воды мгновенно и с радостью. Там охота – не блажь, и не хобби, а необходимость. На одной тушенке живо цингу заработаешь.
              А в 10 месяцев он погиб от кишечной формы чумки. Заболело всего две собаки в поселке - русская гончая наших друзей Тундра и Руби. Та была постарше, ее удалось спасти и даже без осложнений, а Рубик погиб… Абзац… За все 16.5 лет моей жизни в Дальних Зеленцах – это был единственный случай чумки… Похоронили его под Красной скалой. Господи, ну за что?????
              Плачь, не плачь, слезами делу не поможешь. Значит надо начинать все сначала.
              И я засела за письмо к Эдику Шерешевскому. Это был наш, кюбзовец, я слышала, что он стал чуть ли не главным кинологом Москвы. Я описала наше несчастье и умоляла помочь подобрать щенка к моему приезду в командировку в апреле 1968 г. Я писала, что согласна на все – я могу выслать деньги вперед переводом, я согласна заплатить за передержку, но мы не можем без собаки! Правда, хотелось бы черно-пегого, чтобы не сравнивать его невольно с Руби. Оказалось, что Эдик действительно главный или один из главных кинологов, но… в служебном собаководстве. Это не помешало ему связаться с Вагиным – многолетним председателем секции спаниелистов МООиР'а, и вскоре мне сообщили, что щенок будет! Ура, ура, ура!!!!
              Когда я приехала за щенком, заводчик, Юрий Дмитриевич Дунаев, преподаватель музыкальной школы, заядлый охотник и спаниелист, рассказал, как к нему приехало все бюро секции во главе с Вагиным, долго разглядывали помет, потом сказали: "Этого отдашь! На выезд, на Крайний Север." – "Как, почему? А как же владелец кобеля, может он этого захочет?" – "Не твоя забота – этого отдашь!" Мы долго переписывались потом. Себе он оставил девочку из этого же помета, которая уже в 8 месяцев получила полевой диплом I степени!. Так в нашей жизни появился Рэм, проживший с нами16,5 лет. А Дунаев назвал Рэмкину сестрёнку Рэна. Рэм и Рэна. Звучит? А ведь не сговаривались! Да и букв тогда не присваивали - называй как хочешь. Надеюсь, что про Рэмушку я тоже расскажу со временем подробнее.
              Надо сказать, что держать в Зеленцах собак было и просто, и сложно.
              Просто, потому что в 300-х метрах от крайнего дома уже начиналась дикая тундра. Это была погранзона. Ни одного постороннего, кроме сотрудников института и военных, не было в радиусе 100 км. Сложно, потому что работа наша была связана с командировками, экспедициями, да еще северный 2-месячный отпуск. Собак надо было с кем-то оставлять. По счастью наши друзья, Володя и Соня Стрельцовы, оказались тоже охотниками и собачниками. Они держали русскую гончую Тундру, а потом и ее сына Заряда.У нас позже появилась лайка Кешка. Двенадцать лет мы планировали свои командировки, экспедиции и отпуска так, чтобы всегда кто-то оставался с собаками. У каждой собаки был свой хозяин, но в его отсутствие собаки воспринимали как хозяина любого из нас.
              Вернемся к Рэмке… Щенок есть, но ведь Руби погиб от чумки. Не опасно ли везти его в дом – ведь не прошло еще и трех месяцев, да и зима у нас там… Бегу в МООиР на консультацию к доктору Ильинскому. Приказано весь дом, включая всю одежду, обувь, все-все-все до последнего квадратного сантиметра продезинфицировать хлорамином. И обязательно, если я хочу, чтобы собака адаптировалась к суровым северным условиям, с первого же дня, в любую погоду гулять, гулять, гулять. Задрожал – за пазуху, отогрелся – на снег! А вы помните про 184 штормовых дня в году? Шторм – это когда ветер свыше 15м/сек!!!               И снова – поезд, пароход, мы дома! Вскоре у Тундры появились щенки (вязать возили в Ленинград). Одного Стрельцы оставили себе. Он моложе Рэмки на два месяца, они растут вместе, и навсегда останутся друзьями. Конечно, Заряд очень быстро Рэмку перерос, но никогда не пытался оспаривать его "старшинство". Со стороны, особенно для посторонних людей, безропотные уступки Заряда выглядели удивительно.
            Как пел когда-то Юлий Ким – "Тундра - рас, тундра – прос-тирается/ Простирается без конца/ На одном краю – жизнь кончается/ На другом – начинается!" Казалось бы, наконец-то все хорошо. "Сбылась мечта идиота!" Не тут-то было!!! Руби, мудрец, не выделял ни одного из нас в качестве главного хозяина. Рэм выбрал меня. Ох, лучше бы наоборот! Но собака всегда выбирает сама. Конечно, он любит Борю и сына Витьку, но он моя собака, что периодически демонстративно подчеркивает. Обиды – море, Боря хочет свою собаку и берет щенка у саамов от оленегонной лайки. Назвали Зайкой. Зайка подвижна и шкодлива до безобразия, она – ничья собака, и у нее, о, ужас, не встали ушки. Боря ее не любит, она платит ему взаимностью. Сумасшедший дом!!! Это не похоже на Борю, он всегда любил всех животных. Мне до слез жалко их обоих, и я не знаю, как их примирить. Я и не подозревала тогда, что причина смены характера в том, что у Бори тихо и коварно развивается рак мозга. Но это стало известно только 9 лет спустя…
            Почти одновременно с нами еще одного щенка у саамов (лопарей, но они обижались, когда их так называли) взял наш сослуживец Летов. Сам хозяин, как выяснилось потом, был женоненавистником. Короче, взял кобеля. Держал не в доме, а на привязи в будке. Назвал Кешей. Кеша периодически перегрызал веревку и удирал в тундру. Хозяин его лупил. В 10 месяцев Кеша исчез, и объявился через три месяца, выбравшись из-под заброшенного сарая с пятью щенками, которых гордо привел (а?) к хозяевам. Это был не Кеша, а Кешка!!! Я не представляю, куда он смотрел, когда брал щенка? Как он умудрился не заметить за целый год, что это не кобель, а сука? Чудны дела твои, о, Господи! Доведенный до бешенства таким "вероломством" хозяин схватил ружье и всадил с нескольких метров в Кешку и щенков дробью-восьмеркой. Щенков добил, а Кешка, обливаясь кровью, успела куда-то забиться.
           Отлежавшись и зализав раны, Кешка вернулась к хозяину. Он ее ненавидел, бил. Она скулила, ползла к нему на брюхе, периодически надолго уходила в тундру, но всегда возвращалась. Она была умна, красива и несчастна. И Боря начал уговаривать Летова отдать или продать Кешку ему. Тот не соглашался ни в какую. И только когда им дали комнату в Белом доме (до этого они жили в избе на отшибе, на другой стороне бухты Оскара), и не стало возможности держать собаку на улице, а о том, чтобы держать ее в доме не могло быть и речи, он сдался.
              Так в нашем доме появилась Кешка. Она лупила Рэма и Зайку. Полгода мы могли надеть на нее ошейник, чтобы вести на прогулку, только в кожаных перчатках, потому что она тут же вцеплялась в протянутую к ней руку, изодрав таким образом в клочья несколько пар. Доставалось и рукам. И все-таки она поверила! Она поверила, что это всерьез! Что ее любят, что ее не предадут. Когда она стала позволять себя гладить голой рукой, мы поняли причину ее поведения. Она была нашпигована дробью! Дробь перекатывалась под кожей на шее и лопатке, и выходила-выбаливала несколько лет. И она стала Бориной собакой! Боря расставался с ней только на время морских экспедиций. Даже в отпуск он брал ее с собой. Она пережила его на полтора года и трагически погибла, сорвавшись с сугроба под гусеницы ГТС'ки... Руби и Кешка навсегда остались под Красной скалой.
            А Зайка от нас ушла... Она приходила есть, но не хотела жить под одной крышей с Кешкой, оправдывая пословицу "Две суки в одном доме не живут!". Она ушла зимой и жила под окном, зарываясь в сугроб. А потом сама нашла себе хозяев. Она выбрала себе маленькую девочку, провожала ее в школу, дожидалась конца занятий и провожала до дома. И так день за днем, целый месяц. Девочка отдавала ей свои завтраки. Зайка не была голодной, мы кормили ее, но она не хотела обижать того, кого выбрала. Даже не помышлявшие до этого о собаке родители девочки сдались. Зайка вошла в их дом и стала всеобщей любимицей семьи. Мы жили в соседних домах, ежедневно и неоднократно встречались во время прогулок. Зайка всегда радостно подлетала к нам поздороваться, а затем гордо удалялась к своим новым хозяевам. Те ревновали на первых порах, но затем поняли, что это просто долг вежливости и возможность лишний раз показать нам, что вот и у нее теперь есть такие хозяева, для которых она – единственная, и перестали обижаться. Мир и покой воцарились в нашем доме...

               Мы много работали, ходили в морские и береговые экспедиции, охотились, рыбачили. Огромную роль в нашей жизни играло общение. Телевидение там появилось только в 70-х. А еще привозили фильмы, которые крутили два раза в неделю в местном клубе на старенькой узкоплёночной "Украине" по частям. Когда механик менял часть, публика дружно высыпала на крылечко покурить, обсудить виденное, или дневные события. От самого дальнего дома до института было 7 минут ходьбы. По ночам институт вновь оживал - народ заполнял лаборатории и, обалдев от непрерывного таращенья в микроскопы и бинокуляры, выходил в фойе рубиться в пинг-понг (настольный теннис). И "понедельник начинался в субботу"... Кто читал одноименную книгу братьев Стругацких - тот поймёт... В этом потрясающем месте была небывалая концентрация интереснейших людей, т.к. из 450 жителей посёлка 259 работали в Институте, было 132 ребёнка, а среди остальных - работники почты, магазина, столовой и несколько человек пенсионеров из относительно местных - поморов. Состав "научников" формировался главным образом из выпускников московского, ленинградского и новосибирского университетов. Всё это были преимущественно люди увлечённые наукой и Севером. Средний возраст обитателей посёлка, не считая детей, составлял 30-35 лет. Не самодостаточные там не выживали - спивались или уезжали досрочно. Но это случалось редко. В большинстве своем все работали по 15 и более лет. Были там и свои страсти и интриги. Но многолетнее существование в условиях почти замкнутого пространства, когда окружающие знают о тебе больше, чем ты сам о себе знаешь, очень помогает быстро обучиться терпимому отношению к ближним. Тем более, что зачастую от них зависит твоя жизнь не только в переносном, но и в самом прямом смысле этого слова. Это был интереснейший и незабываемый кусок моей жизни!
В Зеленцах было замечательно жить и работать, но, в связи с отдаленностью, там было плохо болеть и умирать. Поэтому после 15 или чуть больше лет работы "старики" уезжали, а на смену им приходила молодёжь.
              Наступил и мой черёд. Бори не стало, сын служил в армии, в Москве родители требовали ухода и внимания. Отправлены вещи контейнером, а я, с Рэмом в коляске и старым другом на заднем седле (для компании, ибо он не водитель), отправляюсь навсегда в Москву, своим ходом на мотоцикле, на котором с 1969 г путешествовала ежегодно во время отпуска по городам и весям СССР. Прощай, Север! Ты много мне дал и многому научил, и ты будешь мне сниться всю оставшуюся жизнь...
              P.S. Мои дорогие читатели, если вы молоды и живёте в России... Когда в реальной жизни или по телевидению вы увидите стариков, размахивающих красными флагами или, напротив, незаметно шаркающих мимо вас по асфальту, не спешите их осуждать, презирать или высмеивать.
       Попробуйте нас понять: все мы когда-то были молоды, полны надежд и планов на будущее, работали не за страх, а за совесть, и тяжелым трудом создали то, на что "жируют" многие новоявленные "удачливые бизнесмены". Только в отличие от более молодых сограждан для нас понятие "будущее" стремительно съёживается, как шагреневая кожа...
              Как говаривал мой отец: "Старость и смерть - это две путёвки, от которых еще никто не сумел отказаться..." Эти смешные, жалкие старики уйдут, но кто-то же займет их место????

"Не спрашивай, по ком звонит колокол..." (Э. Хемингуэй)